Уже много было сказано и написано об утвержденном с легкой руки Министерства образования и науки РФ списке нормативных словарей русского языка. Много, но не всегда правильно и часто не по делу. СМИ полнились слухами о грядущем языковом апокалипсисе и торжестве безграмотности, а добропорядочные граждане теряли сон и аппетит в тревоге за судьбу русского языка. «Язык улиц — вон из словарей»,— скандировали газеты. «Скоро все будут “ложить” и “звОнить”», — сокрушались учителя. «Теперь можно говорить как хочешь, правила отменили! Даешь язык падонкафф!» — вопили интернет-сайты. Возмущенная общественность требовала призвать нерадивых филологов к ответу и вернуть народу словари Даля, Ожегова и Розенталя (которые, в общем, никто ни у кого не отнимал). Масла в огонь подлили и депутаты питерского ЗакСа, выступив с эмоциональным обращением к министру образования Фурсенко: «Складывается такое впечатление, что русский язык намеренно упрощают, отпуская его в вольное плавание. Может быть, так легче скрывать вопиющую безграмотность». Эти обстоятельства навели меня на мысль тоже выступить в СМИ, благо моя работа обеспечивает доступ к различным источникам информации, позволяющим составить более объективное представление о том, что произошло. Ну и ко всему прочему, я, как и многие из вас, дорогие френды, по долгу службы являюсь постоянным и довольно опытным пользователем словарей и справочников, поэтому, как говорил классик, не могу молчать. Помимо статьи мной была подготовлена таблица некоторых разночтений, встречающихся в современных толковых, орфографических и орфоэпических словарях — вошедших и не вошедших в федеральный список. Таблица ясно показывает, что ситуация со словарями, прямо скажем, аховая (вы, в курсе, например, что некоторые словари уже давно разрешают говорить «без носок», а слово «риелтор» встречается в трех различных написаниях?), причем грифование тех или иных изданий Министерством проблему не решает. Насколько я знаю, такого рода исследований в СМИ еще не появлялось. Уважаемый журнал «Город 812» любезно предоставил свои страницы для публикации этих материалов (см. номер от 16 ноября), за что я искренне благодарю редакцию. Таблицу вы найдете ниже (.jpeg, 500 Kb, кликабельна), а пока давайте еще раз попробуем разобраться, с какой стати правила русского языка теперь утверждает российское правительство, почему современным словарям нельзя доверять и кто же во всем этом безобразии виноват. При желании можете дать у себя в ЖЖ ссылку на этот пост или скопировать его себе со ссылкой на меня. Думаю, это многих заинтересует. У «кофейно-йогуртового скандала» довольно долгая предыстория, поэтому придется вернуться аж к 2005 году, когда был принят федеральный закон «О государственном языке Российской Федерации». Зачем закон был нужен — отдельная тема. Считается, что положения конституции о том, что государственным языком РФ на всей ее территории является русский язык, недостаточно: закон в равной степени позволяет всем республикам иметь собственные государственные языки и использовать их наравне с русским, поэтому требовалось каким-то образом подчеркнуть приоритетный статус русского языка как языка общегосударственного. Итак, новый закон вступил в силу и, казалось бы, какое нам дело до заоблачных сфер государственной языковой политики. Так да не так. Проблема в том, что при разработке закона были допущены неточности, последствия чего мы сейчас и расхлебываем. «Закон о государственном языке писался без участия лингвистов. Его составители — коллектив депутатов, среди которых самым близким к филологии человеком был Станислав Говорухин. Дважды этот закон поступал к нам в институт на рецензию и дважды подвергался разрушительной критике. Однако когда окончательный вариант закона был утвержден, мы не увидели никаких следов наших рекомендаций. Общество филологов было проигнорировано», — говорит Леонид Крысин, заместитель директора Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН. Два положения закона вызывают у лингвистов наиболее сильные сомнения. Во-первых, то, что «порядок утверждения норм современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации, правил русской орфографии и пунктуации определяется Правительством Российской Федерации», при этом ни слова не говорится о той роли, которую играет в этом Академия наук и действующая при ней Орфографическая комиссия. Во-вторых, недопущение использования «слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка, за исключением иностранных слов, не имеющих общеупотребительных аналогов в русском языке», иными словами, запрет на употребление в речи имеющих русские синонимы иностранных слов, механизм действия которого совершенно неясен. Кроме того, сама идея утверждения неких отдельных норм русского языка для одной его ипостаси — государственной сферы функционирования — вызвала резкую критику филологов. «Для меня, как лингвиста, из этого положения вытекает непонятный вывод. Получается, есть два типа норм: государственного языка и просто русского языка. Это вызывает такое же недоумение, как, к примеру, кафедра культуры речи учителя в педвузе: есть только одна культура речи — культура речи образованных людей, и у учителя она такая же, как у врача или инженера. Точно так же дело обстоит с нормами государственного языка. Это искусственно придуманное чиновниками понятие, с лингвистической точки зрения лишенное права на существование», — считает коллега Леонида Крысина Мария Каленчук, заместитель директора Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН. А дальше все просто и логично: в 2006 году появляется постановление Правительства РФ, согласно которому Министерству образования и науки поручено определить по результатам экспертизы и на основании рекомендаций Межведомственной комиссии по русскому языку список грамматик, словарей и справочников, содержащих нормы современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка РФ. Проще говоря, «самых-самых главных» словарей. В качестве экспертов выступают сотрудники пяти учреждений: Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН, Государственного института русского языка им. А. С. Пушкина, МГУ, СПбГУ и Института лингвистических исследований РАН. Как известно, недавно перечень прошедших экспертизу изданий был опубликован, в него вошли «Грамматический словарь русского языка» А. А. Зализняка, «Большой фразеологический словарь русского языка» В. Н. Телии, «Орфографический словарь русского языка» Б. З. Букчиной, И. К. Сазоновой, Л. К. Чельцовой и «Словарь ударений русского языка» И. Л. Резниченко. «Мы многократно обращались и к правительству, и к президенту еще на стадии принятия закона, предупреждали о недопустимости грифования списка словарей, но нас никто не услышал. Чиновники, разумеется, лучше нас знают, как нужно обращаться с нормами», — сожалеет Мария Каленчук. И правда, к сожалению, академическая наука пока столь же далека от хорошего пиара, как среднестатистический обыватель от академических словарей. Это и дало право Юлии Сафоновой, члену редсовета портала «Грамоты.ру», заявить на прошедшей недавно в Петербурге Второй всероссийской конференции «Кодификация современного русского языка: результаты и проблемы» о том, что филологи проиграли информационную войну. Однако вернемся к пресловутому «списку четырех». Не правы те, кто утверждает, что эти книги плохи. Вовсе нет. Все это прекрасно изданные авторитетные книги, которые составлены не вчера, многие пережили уже не одно переиздание. Проблема кроется в другом: в самом принципе отбора. И при более вдумчивом рассмотрении списка возникает, конечно, много вопросов. Во-первых, почему в его состав вошли только эти и именно эти издания, но нет в нем, к примеру, ни одного толкового словаря или словаря иностранных слов, а также справочника по орфографии и пунктуации? Во-вторых, по какой причине обошли вниманием считающийся на сегодняшний день наиболее полным и содержащий самое большое количество новых слов «Русский орфографический словарь» под редакцией В. В. Лопатина (180 тысяч слов против 100 тысяч в утвержденном орфографическом словаре)? Ко всему прочему, непонятно, будет ли список регулярно обновляться, ведь словари, как известно, устаревают. Язык — это живая система, подверженная обновлениям и изменениям, поэтому, как бы нам того ни хотелось, языковую норму невозможно установить раз и навсегда, даже если это сделает правительство. «Общество и лингвисты по-разному понимают, что такое языковая норма и какова в этом роль лингвиста, — говорит директор Института лингвистики, заведующий кафедрой русского языка Российского государственного гуманитарного университета Максим Кронгауз. — Общество считает лингвиста неким жрецом — хранителем нормы, единственной, постоянной и незыблемой (при том, что само общество не собирается, конечно же, соблюдать эту норму, а будет говорить как хочет). Лингвист же хочет быть синоптиком, который предсказывает не ту погоду, которая должна быть, а ту, которая реально будет». Далее, совершенно непонятно, для кого предназначен «список четырех». Если мы заглянем в тот же закон о русском языке, то узнаем, что сферами функционирования государственного языка являются деятельность чиновников и организаций, в том числе делопроизводство, проведение выборов и референдумов, законотворчество, судопроизводство, реклама, СМИ — сфера же образования напрямую не упоминается. Собственно, это и позволило чиновникам выйти из положения, когда на них со всех сторон обрушилась критика в связи с появлением пресловутого списка. Представители Минобрнауки тут же стали весьма неубедительно оправдываться, мол, эти словари предназначены исключительно для чиновников. Видимо, министерские чиновники сразу смекнули, какой скандал может разразиться, если заявить, что отныне преподавание русского языка должно вестись исключительно по этому списку. Ведь закупать новые словари для школ уж точно никто не собирался. Так что же получается: чиновники будут говорить на каком-то своем, особом языке, отличном от того, которому учат в школе? Или, может быть, школьникам преподают негосударственный русский язык?.. И самое главное. Даже если министерство расширит список, как уже было обещано, проблему это не решит, а напротив, усугубит, ведь — открою вам страшную тайну — рекомендации большинства современных словарей расходятся между собой. Если вы возьмете в руки несколько вышедших за последние десять лет изданий и попробуете сравнить написание или произношение некоторых слов, вы, как говорится, почувствуете разницу. Поэтому в каком-то смысле правы и чиновники, полагающие, что, раз уж в стане языковедов царит такой раздор, необходимо навести порядок своими силами. «Вся эта ситуация может аукнуться непоступлением в институты! Представьте: один словарь дает одну норму, а другой другую, ученик пишет по одному словарю, а учитель проверяет по другому. Поэтому считаю, что нормы должен утверждать чиновник», — заявил председатель совета Российского гуманитарного научного фонда, заведующий отделом грамматики и лексикологии Института русского языка и литературы РАН член-корреспондент РАН Юрий Воротников. Есть ли в России сегодня на самом деле самый полный, самый авторитетный орфографический словарь, орфоэпический словарь (словарь трудностей произношения и ударения), а также справочник по орфографии и пунктуации, положения которых безоговорочно признавались бы всеми авторитетными языковедами и которые бы использовались повсеместно? Ответ отрицательный. К сожалению, все словари имеют между собой довольно серьезные расхождения, а их авторы до сих пор так и не смогли прийти к разумному компромиссу. В кофе среднего рода самом по себе нет ничего страшного: по мнению лингвистов, подобная «смена пола» отвечает законам языка, было же, в конце концов, слово «какао» когда-то мужского рода (кстати говоря, кофе с пометой «с.» зафиксировано еще в 29-м издании «Орфографического словаря русского языка» под редакцией В. В. Лопатина в далеком 1991 году, просто тогда, видимо, мало кто обратил на это внимание). А вот когда открываешь два современных словаря известных авторов и понимаешь, что одно и то же слово в них пишется по-разному — вот это действительно страшно неудобно. В «списке четырех» лингвисты уже нашли разночтения. Что же будет, когда в ближайшем будущем перечень нормативных словарей расширится? Сомнительно, что кто-то возьмет на себя труд заняться сверкой и правкой их словников. «Неглупые люди жили в XIX веке, а писатели были, пожалуй, лучше нынешних, и в то время вопросы нормы никого не интересовали. Нормирование — это не наш термин, это все пришло от немцев. У нас же в России было понятие правильности и ошибки, что определялось по речи авторитетных людей. Например, таким образцом был Пушкин», — размышляет президент Государственного института русского языка им. А.С. Пушкина академик Виталий Костомаров. Сейчас, конечно, взять за основу этот принцип довольно затруднительно: понятие публичного авторитета более не связано напрямую с грамотностью речи. Сотрудники редакций уже давно привыкли полагаться на свой собственный вкус и чувство языка («Ударения мы ставим по словарю Штудинера, а написание проверяем по Лопатину»), а в случае неразрешимой проблемы обращаться за советом к сотрудникам справочной службы «Грамоты.ру», а то и вовсе — проверять частотность того или иного варианта «Яндексом». Наверняка трудности испытывают учителя русского языка, ведь именно они отвечают за то, какую оценку получит их подопечный на экзамене. И абсолютно непонятно, как быть в этой ситуации неспециалисту, который не обязан быть в курсе лексикографических тенденций и хочет просто открыть словарь — любой орфографический, орфоэпический, толковый словарь, вышедший за последние десять лет, — и найти четкий ответ на свой вопрос. Обычный человек, не имеющий филологического образования, вряд ли удовлетворится формулировкой, что, мол, вопрос слитного и дефисного написания сложных прилагательных до сих пор является для языковедов одним из наиболее спорных. «В очень эмоциональном разговоре по поводу словарей, по существу, участвовало три собеседника: общество, лингвисты и власть. В результате все трое остались крайне недовольны и, кажется, даже не поняли друг друга, — подводит печальный итог Максим Кронгауз. — А вообще, ни власть, ни лингвисты, ни даже общество не являются полноценными хозяевами языка, и только сотрудничество поможет нам решить проблему кодификации языковой нормы». Видимо, лингвистам придется все-таки однажды сесть за стол переговоров и попробовать разрешить все имеющиеся на сегодня противоречия, тем более что спорных моментов не настолько много, чтобы о них нельзя было договориться. А пока… да поможет нам всем Розенталь.