Осуществляем два измерения:
1. Меряем энергию, производимую аппаратом. Как: нагреем и испарим воду; измерив, сколько воды испаряется в секунду, узнаём мощность устройства. На самом деле производится больше, так как аппарат не вполне изолирован, но даже это даёт понять, что девайс производит как минимум столько, сколько потребляет.
2. Пытаемся понять источник энергии. На данный момент хотим убедиться, что не химический. Там подключен баллон с водородом, чтобы убедиться, что энергия не из-за его сгорания, мы меряем его массу.

Запускаем реактор с подключенным водородом, потом отрубаем водород (реактор продолжает работать) — баллон полегчал всего на пару граммов. Потребление водорода — на уровне абсорбции металлами. При мощности 10кВт аппарат должен потреблять 1 грамм на 30 секунд. Если дольше — водород не оправдывает выделяемой энергии.

На предварительной проверке 15 декабря, после закрытия водорода аппарат работал ещё 20 минут на полной мощности; потом мы подали воду чтобы снизить температуру.

Мы также принесли два йодид-натриевых сцинциллятора, и поместили их рядом с двумя окошками back-to-back и меряем невышедшее излучение. При при распаде «бета-плюс» (beta-piu), с выходом позитрона и нейтрино (детекторов для нейтрино у нас здесь нет), позитрон сразу же аннигилирует с электроном и производит два фотона в противоположных направлениях. Таким образом, появление двух противоположно направленных фотонов будет явным признаком бета-плюс распада.

Утром мы измерили фон космического излучения рядом неработающим реактором. За десять секунд — всего пара событий.

Всё это даст нам понять, что происходит не химическое, а — скорее всего — радиоактивные процессы.

Мы предварительно взвесили все компоненты с точностью до 0.1г. Если что-то поглощается — мы увидим. Жёлтая штука в углу стола (09:35) — перистальтический насос, обеспечивающий реактор постоянным потоком воды (его мы тоже меряем), на данный момент прошло порядка 12 литров.

Измерительные инструменты — типичные, такие используются уже минимум лет 20. Мы специально сделали так, чтобы не оставалось сомнений; если бы мы использовали супер-современные сложные технологии, могли бы быть всякие баги. Два сцинциллятора, пара усилителей, дискриминаторы, (не разобрал) и счётчики — этим всё и делаем.

Доктор Bianchini, специалист по радиационной защите, принёс с собой детектор нейтронов.

Также контролируем совпадения, задерживая один из счётчиков, получаем off-time, полностью некореллированные события, получаем статистику по случайным событиям.

В декабре мы меряли калориметрически, но гамма-излучение нам было нечем. Радиационная сигнализация, к счастью, не срабатывала.

Я не могу ничего ответить по функционированию реактора, потому что не знаю, — это к Росси. Я занимаюсь измерениями.

Всё, пошёл вовнутрь.

На графике три линии: синяя, красная и жёлтая.
Красная — температура окружающей среды, то есть комнаты.
Синяя — температура воды на входе, жёлтая — на выходе реактора.
По горизонтали — время в минутах, по вертикали — температура в градусах Цельсия.
Вначале все три линии были очень похожи, т.е. мы имели порядка 13-15 градусов для воды входящей и выходящей.
Жёлтая линия в определённый момент поднялась. По нагреву/испарению воды (поток 16-17 литров в час), мы вычислили отдачу 12-13 кВт по выходному потоку воды. Среднее потребление энергии было около 600-700 Вт.

(Вопрос из зала)
Росси: Реактор принесли мы. Измерения делают исследователи университета Болоньи. Разумеется, они не наши сотрудники, и никак от нас не зависят.

(Другой вопрос)
Росси: У нас есть гипотеза, почему реактор так себя ведёт, но её нужно тщательно исследовать. Сегодня мы получили примерно 15-кратное преобладание выходной энергии над поглощаемой. Соотношение можно значительно повысить, но для безопасности мы пока не доводим до крайности. Мы сейчас на этапе Форда-Т, нужно добраться до Формулы-1.

Мы достигли важных международных соглашений. Я не могу называть имён, но в этом зале есть наши партнёры, планируют начать серийное производство.

Др. Bianchini (10:00): было лёгкое повышение общего уровня фонового гамма-излучения примерно на 50%. Также при запуске реактора был небольшой всплеск гамма-излучения; и другой при остановке. Я не понимаю, почему детекторы бета-плюс имели почти нулевые показания.

Росси: На данный момент не могу ответить. Моя цель — энергетика. Возможно, причина в сложной геометрии внутренностей реактора.

Кто-то (13:40): по-моему, отсутствие гамма-излучения не проблема. Я не думаю, что там была аннигиляция позитронов, потому что — по вашей гипотезе — [тут я не понял]. Распад должен быть бета-минус, поэтому я бы не ожидал выхода позитронов, если ваша гипотеза верна.

Росси: То, что вы говорите, вполне имеет смысл. Спасибо.