Достигшие цели.
31 декабря 1979 года.
СССР.
31 декабря 1979 года – за пять минут до наступления Нового, 1980-го года, советский народ с Новым Годом поздравил лично Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев. Это было немного необычно – последние несколько лет поздравления от его имени читал диктор Центрального телевидения Игорь Кириллов.
Поначалу ничего странного, однако, в поздравлении не было. Леонид Ильич упомянул о том, что Советский Союз оказал братскую интернациональную помощь Демократической Республике Афганистан, отчитался об успехах Союза за прошлый год в промышленности, сельском хозяйстве и культуре. Сказал о том, что Москва будет встречать в будущем году Олимпийские игры.
Когда до наступления 1980-го года осталась всего одна минута, Леонид Ильич посмотрел с экрана на многомиллионный советский народ, сидевший за празднично накрытыми столами у телевизоров и сказал:
— Как вы помните, товарищи, на 22-м съезде наша партия приняла программу построения основ коммунистического общества и пообещала, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Не скрою, многие считали, что это обещание невыполнимо. Но мы, коммунисты, привыкли отвечать за сказанное. И выполнять обещанное. Так нас учил Владимир Ильич Ленин, так мы и живем. Я хочу вас обрадовать, дорогие товарищи…
Леонид Ильич сделал паузу, откашлялся:
— С 1 января Нового, 1980-го года, наша страна переходит к коммунизму. Поздравляю вас, товарищи. Сразу после новогодних праздников Центральный комитет обратится в Верховный совет СССР с предложением о переименовании нашей страны в Союз Советских Коммунистических Республик. Ну а пока — с Новым Годом, дорогие товарищи!
От Львова до Владивостока, от полярных станций на Новой Земле до города Кушка на юге в стране наступила тишина. По телевизору играл гимн Советского Союза, но миллионы людей сидели неподвижно у своих телевизоров, забыв даже открыть бутылки «Советского шампанского». И, если бы эту тишину можно было бы перевести на русский язык, перевод был бы очень кратким: «ЭТО КАК?!»
4 января 1980 года.
США, штат Виржиния, штаб-квартира ЦРУ в Лэнгли.
— Давно не виделись, Джек! – сказал замдиректора ЦРУ, поднимаясь из-за стола и протягивая руку Джеку Вайнстоку, вошедшему в его роскошный кабинет.
— Давненько, — согласился Вайнсток. – А ты неплохо устроился, Билл.
— Конгресс пока не обижает. Как у тебя с женой?
— С Айрис? Ну, она решила оставить мне после развода только библиотеку. И кота Джона. Ее адвокаты роют носом землю.
— Сочувствую. Ну, и мне тут недолго осталось. Новый президент, новые люди.
— И что собираешься делать?
— Отдыхать. Сначала эта история с Ираном, потом Афганистан, теперь вот русские эти… с ума сошли.
— Да, я уже слышал.
— Собственно, Джек, я тебя за этим и пригласил.
Оба сели в кожаные кресла у окна, замдиректора предложил Вайнстоку контрабандную кубинскую сигару, сам тоже закурил.
— Что ты обо всем этом думаешь?
— О чем? – решил уточнить Вайнсток.
— О коммунизме в России.
— Бред какой-то. У русских последние несколько лет трудности с обеспечением страны продовольствием, огромные проблемы с потребительскими товарами. Какая-то авантюра… или…
— Или?
— Или неясная нам игра. Возможно, начинается некая политическая компания – связанная со сменой руководства. Одновременно – русские войска в Афганистане. Может, какая-то связь есть тут. Возможно, они готовятся войти в Иран? Но сейчас еще рано говорить – необходимо ознакомиться с информацией оттуда.
— Да, — сказал замдиректора. – Знаешь, Джек, вот тут как раз и проблема.
— Какая?
— Все дальнейшее – закрытая информация, – предупредил замдиректора. – В Лэнгли и Госдепе с 1-го января работают кризисные команды, которые отслеживают информацию из России. От наших дипломатов, от разведок, перехваты радио- и телепередач, прослушивания открытых и закрытых телефонных каналов – ну, как полагается.
— И?
— Все как обычно.
— В смысле?
— Никаких изменений.
Вайнсток нахмурился.
— Подожди, что за ерунда. Брежнев четыре дня назад объявил, что русские построили коммунизм, с первого января у них отменили деньги, перешли к прямому распределению всех потребительских товаров – и никаких изменений?
Замдиректора словно обрадовался и даже хлопнул себя ладонями по коленям.
— Ты понял! Именно так. Ни разгромленных магазинов, ни волнений, ни демонстраций владельцев счетов в их сберегательных кассах. Ничего. Тишина.
— А наше посольство в Москве что говорит?
— 1-го января у них все магазины были закрыты, кроме продуктовых. Там раздавали брошюры – вот эти. Их напечатали несколько десятков миллионов штук. В каких-то тайных типографиях КГБ.
Замдиректора передал Джеку очень тонкую книжечку в мягкой обложке, на которой кириллицей было написано:
«МЫ ЖИВЕМ ПРИ КОММУНИЗМЕ!»
— Прислано из России специальным самолетом. Всю ночь переводили, копия уже у президента.
— И что там?
— Ну, ты русский знаешь, полистай.
Вайнсток полистал.
«… отмена денег… все продукты, товары и услуги распределяются согласно потребностям…от каждого по способностям, каждому по потребностям… исполнилась мечта человечества».
— Потребностям? – задумчиво сказал Вайнсток. – Бред какой-то.
— Да. У нас сейчас в Лэнгли самый популярный анекдот: Россия, продуктовый магазин, на дверях объявление: «Сегодня потребности в колбасе нет».
Джек этот анекдот слышал раньше, но не мог не улыбнуться.
— Непонятно все это.
— Непонятно, — согласился замдиректора ЦРУ. – И именно поэтому я тебя сюда и пригласил. Джек, ты один из лучших специалистов по России, ты работал с нами еще со времен Кубинского кризиса – и мы хотим, чтобы ты отправился туда и на месте разобрался, что же, черт возьми, происходит в этой чертовой России!
И замдиректора со злостью воткнул сигару в пепельницу.
14 января 1980 года.
США, Нью-Йорк, международный аэропорт имени Джона Ф. Кеннеди.
Джек подошел к стойке, над которой было написано: ”AEROFLOT. USCR”
Стоящая за стойкой девушка приветливо улыбнулась, сказала, с легким акцентом:
— Привет! Могу я Вам чем-то помочь?
— Да. Я хочу купить билет в Москву.
На стойке Джек заметил объявление на русском и английском: «Гражданам Союза Советских Коммунистических Республик билеты «Аэрофлота» выдаются бесплатно. Для граждан других государств – согласно прайс-листу».
— Как вы, работающие в США, относитесь к этому? — вежливо спросил Джек по-русски у девушки, изучавшей его визу (сделанную в невероятной спешке) и другие документы.
Сотрудница «Аэрофлота» посмотрела на Джека, Джек показал рукой на объявление.
— А, вы про коммунизм. Ну конечно, здорово. Я еще в Союзе не была, но девчонки, которые прилетают оттуда, говорят, что все стало так классно, так… — cool, как у вас тут говорят. Людей словно подменили. У всех отличное настроение, никто не ругается. Просто праздник какой-то. Я жду не дождусь, когда можно будет слетать домой.
— А вам не обидно – ведь, наверное, раньше это было так престижно – работать в Америке?
— Раньше – да, — сказал девушка, набирая что-то на клавиатуре.- А теперь нет. Теперь у нас лучше. Коммунизм ведь, не хухры-мухры!
2 февраля 1980 года.
Москва.
Диссидент и правозащитник Валерия Ильинична Стародворская ела икру. Слово «ела» явно не соответствовало тому, что она делала – икру она запихивала себе в рот, с трудом, отчаянно, со слезами на глазах. С усилием глотала и потом снова отправляла столовой ложкой икру из большого тазика в рот.
Джек Вайнсток смотрел на нее с состраданием. Одновременно с поеданием икры диссидент и правозащитник говорила.
— Я беру в их магазинах каждый день килограмм икры. Я бы брала больше – но мне не съесть.
Валерия Ильинична сидела попой на телевизоре. Телевизоров в ее небольшой квартире в центре Москвы было много – некоторые распечатаны, некоторые в коробках. На коробках лежали шубы. Тоже много.
— Если хотя бы миллион москвичей будет брать себе по телевизору каждый день – и по килограмму икры, их чертов коммунизм рухнет. Потому что они не могут и не способны дать людям товары и еду без карточек или ограничений. Я каждое утро стою у магазина с плакатом: «Берите черную икру!»
— И? – спросил Джек.
Стародворская с усилием глотнула, потом рыгнула. Часть икринок вылетело из ее рта.
— Простите! – И продолжила. – Не берут! Эти зомбированные коммунистами идиоты идут мимо!
— Что, вообще не берут икру?
— Некоторые берут. Сто грамм. Для детей, или на день рождения.
— А почему так происходит, как вы думаете, Валерия Ильинична?
Диссидент перестала есть, отдышалась.
— Я думаю, что коммунисты облучили всю страну. Какое-то секретное оружие. Которое превращает людей в зомби. Поэтому они ограничивают свои потребности до минимума. Другого объяснения я не вижу.
— А на вас это излучение не действует?
— Нет! – гордо сказала Стародворская. – У меня иммунитет.
— А еще у кого-то есть иммунитет? – спросил Вайнсток.
— Был у Сережи Ковалева. Он тоже набрал себе в первый день этого проклятого коммунизма много цветных телевизоров, и шесть машин. И две стиралки «Вятка-автомат».
— Шесть машин? – поднял брови Джек. – Куда же столько?
— Чтобы доказать, что ихний коммунизм – это фикция. Да. А на следующий день я пришла к нему – а он носит телевизоры обратно. Пешком.
— А почему не на машине?
— А у него и прав нет. И машины он сдал обратно. Излучение на него подействовало.
— И что с ним теперь?
— Уехал в Сибирь – преподавать биологию в сельской школе. Его иммунитет против коммунистического излучения не выдержал.
— И больше никого? Как вы?
— Да! – сказала Валерия Ильинична и на ее глазах показались слезы. – Я осталась одна. Даже братья по борьбе на Украине и в Грузии – и те зомбированы. Даже крымские татары и прибалты. Академик Сахаров с женой уехали в Америку – от невозможности смотреть на то, что коммунисты сделали с народом. Но пока я жива – я буду здесь и я буду есть их гадкий балык, их черную икру, их сервелат – по другому я с ними бороться не могу. Когда-нибудь ко мне присоединятся другие – и мы сожрем их проклятый коммунизм.
Она набрала новую ложку икры и запихала ее в рот, борясь с рвотным рефлексом.
— За нашу и вашу свободу! – сказала Валерия Ильинична с набитым ртом.
3 февраля 1980 года.
Москва, магазин «Автолюбитель».
Джек и его сосед по гостинице «Россия», корреспондент финской газеты «Вапаа Сана» Сакари Хелми, стояли около магазина, где продавались советские машины и ждали покупателей. Покупателей не было. Простояли они так с самого открытия магазина, и, если бы не фляжка кофе, в который финн твердой рукой влил коньяк, купленный накануне в валютном баре для иностранцев, оба уже замерзли бы.
— Джек, пошли в магазин, поговорим хотя бы с продавцами, — наконец сдался финн.
Молодой человек, он же продавец – если так еще назывались работники магазинов в стране, где торговля была отменена — радостно бросился к вошедшим, но, с порога прочитав их инаковость, то есть непринадлежность к гражданам коммунистического государства, тут же увял.
— Иностранцам автомобили только продаются – и только за валюту, – грустно сказал продавец.
— Мы не будет покупать машину, позвольте задать вам несколько вопросов, — попросил Джек.
Молодой человек любезно позволил.
Выяснилось, что в день «уходят» две-три машины «Жигули», столько же «Москвичей». Хуже всего ситуация с «Волгами» — за две недели не ушла ни одна машины, а между тем с завода ожидаются еще три машины. Поэтому продавцы отогнали имеющие машины в соседнюю школу и детский дом.
Джек пытался выспросить у продавца, что будет, если все машины разберут, так сказать, а потом придет человек за машиной, но магазин будет пуст.
— С завода придут еще машины, — уверенно сказал молодой человек.
— А если и их разберут?
— Привезут еще, — недоуменно пожал плечами продавец.
В этот момент в магазин вошел посетитель. Теперь уже безусловный абориген. Молодой человек бросился к нему. Посетитель – мужчина средних лет в шляпе – чувствовал себя крайне неуверенно.
— Понимаете, — сказал он продавцу.- У меня дача – в Подмосковье – а жена не очень здорова, ей на электричке неудобно ездить, ну вот я и думаю, взять может быть машину.
— Конечно! – сказал продавец. – Это именно то, что вам и необходимо – учитывая здоровье вашей супруги.
Мужчина замялся:
— Я все-таки не очень уверен.… Вдруг кому-то машина нужна сильнее, чем мне?
— Не беспокойтесь. Вы вполне можете взять машину!
— А я слышал, еще не у всех ветеранов войны есть машины, — неуверенно сказал мужчина.
— Этот вопрос уже решается, — сказал продавец. – Сегодня в «Правде» статья про это. В стране образовывается излишек валюты – с буржуями мы ведь торгуем как и прежде – и поэтому принято решение закупать для ветеранов Великой Отечественной «Мерседесы» из ФРГ. Это даже символично будет – чтобы наши ветераны ездили на немецких автомобилях.
— Да? – спросил мужчина. – Здорово как придумано. Но… — он снова помялся. – Вот еще. Многодетные семьи. Многим трудно без машин – а вдруг кто-то нуждается больше меня?
— Работники нашего магазина составляют список всех многодетных семей, которым могут пригодиться машины. Так что будьте уверены – они без машин не останутся.
— Ну, хорошо, — сказал мужчина. – А что у вас есть сейчас?
Продавец просто расцвел и уверенным, профессиональным голосом, начал перечислять:
— В данный момент у нас представлены для потребителей следующие машины советского автопрома…
Джек посмотрел на финна – тоже хорошо понимающего русский. Финн стоял с открытым ртом и смотрел на происходящее с таким видом, словно он только что стал свидетелем схода с небес на землю ангелов Господних.
4 февраля 1980 года.
Москва. Комплекс посольства США.
Собраться решили в Оперативной комнате посольства, которую называли еще Черным Ящиком. Это помещение имело абсолютную защиту от любых технических средств прослушивания, существующих в арсенале спецслужб – и, уж естественно, в арсенале КГБ.
Присутствовали сам посол, атташе по культуре – он же резидент ЦРУ, военный атташе и Джек Вайнсток.
Посол разлил виски, жестом предложил присутствующим. Все охотно взяли стаканы.
— Итак, Джек, что скажешь? – спросил посол.
Вайнсток замялся.
— Честно говоря, похвастаться нечем. Я понимаю ровно столько же, сколько до приезда сюда.
Остальные переглянулись. На лице резидента ЦРУ проступило отчаяние.
— Это какой-то адский заговор, вот что я вам скажу.
Посол с иронией посмотрел на него.
— Мне так и сообщить в Госдеп? Адский заговор?
— Да, — упрямо сказал атташе. – Именно так. Я получил информацию от нашего крота в КГБ. Это было его последнее сообщение – больше он на связь с нами не выходил. Как и все другие агенты. Так вот…
Резидент открыл папку, просмотрел несколько листов.
— Согласно этому сообщению, в прошлом году шифровальщики КГБ раскололи так называемый шифр Бокия.
— Кто это? – спросил военный атташе.
— Руководитель спецотдела ГПУ – предшественника КГБ. Этот отдел занимался многим, в том числе исследованием паранормальных явлений в 20-е — 30-е годы. Сам Бокий расстрелян во время сталинских чисток в 37-м году. Так вот, согласно сообщению моего агента, в тетрадях Бокия – которые КГБ смог прочесть только несколько лет назад, — была описана техника управления человеческим сознанием с помощью специальных кодов. Нечто вроде нейролингвистического программирования.
Посол скептически посмотрел на резидента.
— Ну и как КГБ сумел запрограммировать все 266 миллионов советских?
— Используя комплексные методы! – упрямо сказал резидент. – Телевидение, радио, газеты. Были внедрены психолингвистические команды, которые и превратили русских в зомби.
— АНБ проанализировало все информационные потоки. Никаких отклонений или скрытых вложенных кодов найдено не было, — сказал военный атташе.
— Значит, они спрятаны слишком глубоко, — настаивал резидент.
— А почему они не действуют на нас? –спросил Джек.
— Мы не русские.
— Эстонцы тоже не русские. И латыши. И литовцы. Тем не менее у них все то же самое, что и в Москве и в Ленинграде и в Свердловске. Люди живут, ходят на работу, на которой им не платят деньги, после работы посещают в магазины, где все бесплатно. И всем всего хватает. Потому что люди ограничили свое потребление до минимума. Кстати…
Посол открыл свою папку.
— Вот статья в одной провинциальной газете – «Камышинская правда» — за прошлую неделю. Мне перевели аналитики посольства. В ней сообщается, что в одном из магазинов города некоему покупателю не хватило полкило колбасы. И, внимание: военными самолетами в город Камышин на следующий были доставлены сто тонн колбасы с Украины. Руководитель городской торговли получил партийный выговор.
Посол закрыл папку.
— Чертовщина какая-то. Так не бывает.
На него было жалко смотреть.
— Я думаю, пришельцы, — сказал военный атташе.
— Что? – поднял брови посол.
— Русские вели с 60-х годов обширную программу по поиску внеземных цивилизаций. Возможно, они вступили в контакт с какой-нибудь цивилизацией – и овладели технологией управления массовым сознанием с помощью неизвестных нам, нашей западной науке, излучений. Или вступили в контакт с каким-нибудь экипажем НЛО. Говорят, в Сибири их ПВО сбило летающую тарелку…
Посол вздохнул.
— Зомбирование ГПУ, пришельцы, НЛО. Это мне говорить президенту?
10 февраля 1980 года.
Грузия, город Гори.
— Заходите в дом, дорогие гости! Стол накрыт, мясо прямо с огня, вино прямо из бочки!
Американские телевизионщики вошли в дом. Хозяин – в хорошем костюме, белой рубашке и галстуке – несмотря на тело в доме – указал им на стол. Стол напоминал какую-нибудь картину поздних голландцев – заставленный огромными бутылями с вином, блюдами с фруктами, мясом, еще испускавшим дым. Вокруг стола суетились женщины в черных платьях.
— Садитесь, дорогие американцы, кушать будем, говорить будем.
Расселись, телевизионщики включили свои камеры, Джек – выступавший как переводчик, включил еще и свой диктофон.
Трапеза, однако, затянулась – женщины все время ставили на стол новые тарелки, а хозяин только успевал произносить новые и новые тосты за дружбу народов, за мир во всем мире, за Америку, Грузию и СССР. После здравицы в честь славного Политбюро КПСС и лично товарища Брежнева Джек сумел вставить вопрос:
— А как лично вы, дорогой Михаил, относитесь к коммунизму?
— Слушай, хорошо отношусь. Как можно плохо относится, да? Столько лет строили, столько старались. Войну какую вынесли, да, Гитлера разбили. И построили коммунизм, всем теперь хорошо, все бесплатно, все по потребности, да. Хорошо теперь живем, горя не знаем, все завидуют!
— Михаил, а это правда, что вы были раньше вором в законе? – спросил Джек.
Грузин помолчал.
— Дорогой, зачем плохое вспоминаешь, да? Был вором, но когда это было? Когда коммунизма не было. Родимые пятна, капитализма, да. Потому что социализм — это как предбанник у коммунизма. С улицы еще холодом веет. Даже снег может намести. Да. Вот я и был таким родимым пятном, да. Но сейчас, когда коммунизм стал, нет больше Мишки Грузинского, вот. Есть Михаил Георгиевич Кантарашвили, гражданин великого коммунистического Союза. Понимаешь?
— Ну а не тянет — на прошлое, на преступную дорогу?
— Слушай, зачем обижаешь, да? Какая преступная дорога, дорогой. Не был бы американцем – из отсталой Америки – я бы обиделся, да. Но я не обижаюсь – потому что ты гость, я хозяин. Какая преступная дорога может быть, когда коммунизм? Все люди равны, все братья, работай честно, виноград расти, барашков корми, людям на радость вино делай. Зачем преступная дорога, зачем воровать и красть? Да и денег нет, понимаешь?
Джек хотел еще что-то спросить, но хозяин явно потерял терпение, встал, взял из рук женщины рог с вином.
— Давайте выпьем за товарища Сталина, Иосифа Виссарионовича, который родился в этом городе. Говорят, не жалел он ни своих, ни врагов. Всякое было. Но — не было бы без него всего этого – чего так ждали и за что умирали люди. И потому – за великого Сталина!
И приложился к изогнутому рогу.
26 февраля 1980 года.
Москва, площадь Ногина, 4, здание Центрального комитета КПСС.
Конференц-зал был набит битком. Софиты, камеры ведущих телевизионных каналов, сотни микрофонов, облепивших стол, за которым стояли пока еще пустые стулья с высокими спинками.
— Товарищи, дамы и господа, пресс-конференция члена Политбюро ЦК КПСС, секретаря ЦК КПСС Михаила Андреевича Суслова объявляется открытой, — на хорошем английском, французском и немецком сказал в микрофон человек, которого Джек без колебаний назвал бы apparatchik.
Сразу после этих слов сам Суслов появился откуда-то из боковой двери. Сел за стол. Вайнсток не успел заметить, были ли на ногах у секретаря по идеологии пресловутые галоши, с которыми, как утверждали остряки из дипкорпуса, старик не разлучался.
— Позвольте огласить некоторые предварительные итоги, которых наша страна достигла после вступления в коммунистическую формацию, — сухим старческим голосом сказал Суслов.
Читал он по бумажке, с трудом. Речь изобиловала цифрами и процентами – на столько-то процентов возросла производительность труда, на столько-то процентов уменьшился брак на производстве и потери в сельском хозяйстве.
Наконец, дочитав свою речь, Суслов снял очки и, оглядев своими блеклыми глазами зал, сказал:
— Можете задавать вопросы.
Вопросы сыпались один за другим, помощники Суслова с огромным трудом справлялись с их потоком.
— Правда ли, что весной в «Полтииздате» будут изданы книги Солженицына?
— Правда.
— А вы не боитесь, что это приведет к кризису в советском обществе?
Суслов недоуменно посмотрел на корреспондента:
— А почему это должно вызвать кризис? Солженицын – наш враг, наследник белогвардейцев и власовцев, разбитых советским народом. История показала, на чьей стороне правда, поэтому мы относимся к книгам этого господина не более чем как к историческому курьезу. Я даже не думаю, что найдется много желающих читать эту макулатуру, но в условиях коммунистического общества не может быть запретов на информацию – поэтому мы выделили бумагу и для пробного тиража произведений этого автора. Хотя бумаги немного жалко, ее можно было бы использовать и для более полезной литературы.
— Правда ли, что создана комиссия ЦК по вопросам истории партии?
— Да, — сказал Суслов. – Теперь, после победы коммунизма, мы решили открыть все без исключения архивы и рассказать народу про все, в том числе и про трагические моменты нашей истории – для того, чтобы советские люди знали, как труден был наш путь к коммунизму.
— Правда ли, что людей гипнотизируют, чтобы они не брали в магазинах лишних продуктов и товаров?
Суслов усмехнулся.
— Сразу видно, что этот вопрос задал представитель газеты из капиталистической страны. Советские люди – не потребители, думающие только о том, как бы больше съесть и как бы притащить в свой дом больше вещей. Советские люди – это люди, которые ставят в жизни совсем другие цели – образование, культура, наука, спорт, семья. И для нас, для коммунистической партии гораздо более сложная задача – обеспечить наш советский народ, советского человека именно этим, так сказать, товаром – библиотеками, спортзалами, планетариями, домами знаний. И здесь нам еще очень много работать.
— Почему 31 декабря 1979 года советские люди стояли в очередях за колбасой, и ее не хватало, а 2 января 1980 года колбаса лежит во всех магазинах – и ее хватает всем? Не кажется ли это странным? Что за два дня люди так изменились?
Вопрос задала француженка, сидевшая рядом с Вайнстоком.
Суслов повертел в руках свои очки, пожал плечами.
— Я бы мог вам долго рассказывать о диалектике, о законе перехода количества в качество. О том, как много было сделано, чтобы создать нового человека, человека эпохи коммунизма. Но я думаю, вам это не будет интересно. Поэтому скажу так – советский человек не просто вошел в новый исторический период, в новую, коммунистическую формацию. Он ее выстрадал, он ее построил. Этот путь был нелегким, и мы, наша партия, иногда делали огромные ошибки. Но народ верил нам даже в самые трудные дни, а мы, партия, верили в наш народ. И, как оказалось, мы в нем не ошиблись. Что еще раз подтверждает единство советского народа и его коммунистической партии — теперь уже в новую, коммунистическую эпоху!
Француженка села на свое место, что-то записала в блокнот. Зло пробормотала Джеку:
— Merde! Старый плут. Наговорил лозунгов, но так ничего и не объяснил.
15 марта 1980 года.
Москва, гостиница «Россия».
Вайнсток включил телевизор. С прошлой недели были добавлены американские каналы, при этом в двух вариантах – с переводом на русский и без перевода.
— …В Польше, в городе Гданьске, на судоверфи имени Ленина, вчера вечером началась забастовка, которая сегодня охватила уже весь город. Сегодня в Гданьске сформирован независимый профсоюз «Солидарность», руководитель которого, рабочий-электрик Лех Валенса, огласил во второй половине дня требования бастующих: «Отставка первого секретаря Польской объединенной рабочей партии Герека и начало переговоров с Москвой о вступлении Польши в Союз Советских Коммунистических Республик. Согласно поступающей информации, сегодня к забастовке примкнули предприятия в Катовице…
Вайнсток нашел в столе чистый лист бумаги. Написал:
«Заместителю начальника ЦРУ. Лично.
Дорогой Уильям!
Впервые я должен сказать тебе, что не просто не справился с твоей просьбой, — в конце концов, поражения у нас бывали и раньше, – но и нахожусь в полной растерянности. Потому что не знаю, что делать дальше. И я не понимаю, что происходит в России.
Так что можно считать, что моя миссия провалена. И я не смог найти ответы на поставленные вопросы...»
Вайнсток оторвался от письма.
По телевизору показывали длинную вереницу машин.
— …Армейские и полицейские части Восточной Германии, подавшей на прошлой неделе заявку на присоединение к Коммунистическому Союзу, приступили к демонтажу Берлинской стены. Одновременно с западной стороны смешанные строительные части союзников строят свою собственную стену, чтобы как-то воспрепятствовать гражданам Западного Берлина и ФРГ переходить в Восточную Германию. Как сообщают, за прошедшую ночь в ГДР перешло около десяти тысяч человек…
«Билл, и вот что. Можешь думать что угодно – что меня в Москве опоили дурманом, загипнотизировали, облучили (кстати, есть еще одна версия, что русские нашли чашу Святого Грааля, и этим объясняется все то, что происходит сейчас в этой стране; по моим подсчетом, это будет версия номер 201) – но я принял решение остаться в Москве. Мне предложена должность приглашенного профессора в Московском университете на факультете современной истории – а после открытия архивов КПСС и советских спецслужб Москва стала Меккой для любого человека, интересующегося советской историей. Дома меня ждет Айрис с ее прощелыгами-адвокатами, и возвращаться в Штаты нет никакого желания. А тут много интересной работы, совершенно фантастический эксперимент, равного которому не было и вряд ли когда-нибудь будет…»
Вайнсток погрыз ручку, усмехнулся и приписал:
«Да, и еще, Билл, тут действительно все бесплатно. Для тех, кто работает».
Источник
СССР.
31 декабря 1979 года – за пять минут до наступления Нового, 1980-го года, советский народ с Новым Годом поздравил лично Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев. Это было немного необычно – последние несколько лет поздравления от его имени читал диктор Центрального телевидения Игорь Кириллов.
Поначалу ничего странного, однако, в поздравлении не было. Леонид Ильич упомянул о том, что Советский Союз оказал братскую интернациональную помощь Демократической Республике Афганистан, отчитался об успехах Союза за прошлый год в промышленности, сельском хозяйстве и культуре. Сказал о том, что Москва будет встречать в будущем году Олимпийские игры.
Когда до наступления 1980-го года осталась всего одна минута, Леонид Ильич посмотрел с экрана на многомиллионный советский народ, сидевший за празднично накрытыми столами у телевизоров и сказал:
— Как вы помните, товарищи, на 22-м съезде наша партия приняла программу построения основ коммунистического общества и пообещала, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Не скрою, многие считали, что это обещание невыполнимо. Но мы, коммунисты, привыкли отвечать за сказанное. И выполнять обещанное. Так нас учил Владимир Ильич Ленин, так мы и живем. Я хочу вас обрадовать, дорогие товарищи…
Леонид Ильич сделал паузу, откашлялся:
— С 1 января Нового, 1980-го года, наша страна переходит к коммунизму. Поздравляю вас, товарищи. Сразу после новогодних праздников Центральный комитет обратится в Верховный совет СССР с предложением о переименовании нашей страны в Союз Советских Коммунистических Республик. Ну а пока — с Новым Годом, дорогие товарищи!
От Львова до Владивостока, от полярных станций на Новой Земле до города Кушка на юге в стране наступила тишина. По телевизору играл гимн Советского Союза, но миллионы людей сидели неподвижно у своих телевизоров, забыв даже открыть бутылки «Советского шампанского». И, если бы эту тишину можно было бы перевести на русский язык, перевод был бы очень кратким: «ЭТО КАК?!»
4 января 1980 года.
США, штат Виржиния, штаб-квартира ЦРУ в Лэнгли.
— Давно не виделись, Джек! – сказал замдиректора ЦРУ, поднимаясь из-за стола и протягивая руку Джеку Вайнстоку, вошедшему в его роскошный кабинет.
— Давненько, — согласился Вайнсток. – А ты неплохо устроился, Билл.
— Конгресс пока не обижает. Как у тебя с женой?
— С Айрис? Ну, она решила оставить мне после развода только библиотеку. И кота Джона. Ее адвокаты роют носом землю.
— Сочувствую. Ну, и мне тут недолго осталось. Новый президент, новые люди.
— И что собираешься делать?
— Отдыхать. Сначала эта история с Ираном, потом Афганистан, теперь вот русские эти… с ума сошли.
— Да, я уже слышал.
— Собственно, Джек, я тебя за этим и пригласил.
Оба сели в кожаные кресла у окна, замдиректора предложил Вайнстоку контрабандную кубинскую сигару, сам тоже закурил.
— Что ты обо всем этом думаешь?
— О чем? – решил уточнить Вайнсток.
— О коммунизме в России.
— Бред какой-то. У русских последние несколько лет трудности с обеспечением страны продовольствием, огромные проблемы с потребительскими товарами. Какая-то авантюра… или…
— Или?
— Или неясная нам игра. Возможно, начинается некая политическая компания – связанная со сменой руководства. Одновременно – русские войска в Афганистане. Может, какая-то связь есть тут. Возможно, они готовятся войти в Иран? Но сейчас еще рано говорить – необходимо ознакомиться с информацией оттуда.
— Да, — сказал замдиректора. – Знаешь, Джек, вот тут как раз и проблема.
— Какая?
— Все дальнейшее – закрытая информация, – предупредил замдиректора. – В Лэнгли и Госдепе с 1-го января работают кризисные команды, которые отслеживают информацию из России. От наших дипломатов, от разведок, перехваты радио- и телепередач, прослушивания открытых и закрытых телефонных каналов – ну, как полагается.
— И?
— Все как обычно.
— В смысле?
— Никаких изменений.
Вайнсток нахмурился.
— Подожди, что за ерунда. Брежнев четыре дня назад объявил, что русские построили коммунизм, с первого января у них отменили деньги, перешли к прямому распределению всех потребительских товаров – и никаких изменений?
Замдиректора словно обрадовался и даже хлопнул себя ладонями по коленям.
— Ты понял! Именно так. Ни разгромленных магазинов, ни волнений, ни демонстраций владельцев счетов в их сберегательных кассах. Ничего. Тишина.
— А наше посольство в Москве что говорит?
— 1-го января у них все магазины были закрыты, кроме продуктовых. Там раздавали брошюры – вот эти. Их напечатали несколько десятков миллионов штук. В каких-то тайных типографиях КГБ.
Замдиректора передал Джеку очень тонкую книжечку в мягкой обложке, на которой кириллицей было написано:
«МЫ ЖИВЕМ ПРИ КОММУНИЗМЕ!»
— Прислано из России специальным самолетом. Всю ночь переводили, копия уже у президента.
— И что там?
— Ну, ты русский знаешь, полистай.
Вайнсток полистал.
«… отмена денег… все продукты, товары и услуги распределяются согласно потребностям…от каждого по способностям, каждому по потребностям… исполнилась мечта человечества».
— Потребностям? – задумчиво сказал Вайнсток. – Бред какой-то.
— Да. У нас сейчас в Лэнгли самый популярный анекдот: Россия, продуктовый магазин, на дверях объявление: «Сегодня потребности в колбасе нет».
Джек этот анекдот слышал раньше, но не мог не улыбнуться.
— Непонятно все это.
— Непонятно, — согласился замдиректора ЦРУ. – И именно поэтому я тебя сюда и пригласил. Джек, ты один из лучших специалистов по России, ты работал с нами еще со времен Кубинского кризиса – и мы хотим, чтобы ты отправился туда и на месте разобрался, что же, черт возьми, происходит в этой чертовой России!
И замдиректора со злостью воткнул сигару в пепельницу.
14 января 1980 года.
США, Нью-Йорк, международный аэропорт имени Джона Ф. Кеннеди.
Джек подошел к стойке, над которой было написано: ”AEROFLOT. USCR”
Стоящая за стойкой девушка приветливо улыбнулась, сказала, с легким акцентом:
— Привет! Могу я Вам чем-то помочь?
— Да. Я хочу купить билет в Москву.
На стойке Джек заметил объявление на русском и английском: «Гражданам Союза Советских Коммунистических Республик билеты «Аэрофлота» выдаются бесплатно. Для граждан других государств – согласно прайс-листу».
— Как вы, работающие в США, относитесь к этому? — вежливо спросил Джек по-русски у девушки, изучавшей его визу (сделанную в невероятной спешке) и другие документы.
Сотрудница «Аэрофлота» посмотрела на Джека, Джек показал рукой на объявление.
— А, вы про коммунизм. Ну конечно, здорово. Я еще в Союзе не была, но девчонки, которые прилетают оттуда, говорят, что все стало так классно, так… — cool, как у вас тут говорят. Людей словно подменили. У всех отличное настроение, никто не ругается. Просто праздник какой-то. Я жду не дождусь, когда можно будет слетать домой.
— А вам не обидно – ведь, наверное, раньше это было так престижно – работать в Америке?
— Раньше – да, — сказал девушка, набирая что-то на клавиатуре.- А теперь нет. Теперь у нас лучше. Коммунизм ведь, не хухры-мухры!
2 февраля 1980 года.
Москва.
Диссидент и правозащитник Валерия Ильинична Стародворская ела икру. Слово «ела» явно не соответствовало тому, что она делала – икру она запихивала себе в рот, с трудом, отчаянно, со слезами на глазах. С усилием глотала и потом снова отправляла столовой ложкой икру из большого тазика в рот.
Джек Вайнсток смотрел на нее с состраданием. Одновременно с поеданием икры диссидент и правозащитник говорила.
— Я беру в их магазинах каждый день килограмм икры. Я бы брала больше – но мне не съесть.
Валерия Ильинична сидела попой на телевизоре. Телевизоров в ее небольшой квартире в центре Москвы было много – некоторые распечатаны, некоторые в коробках. На коробках лежали шубы. Тоже много.
— Если хотя бы миллион москвичей будет брать себе по телевизору каждый день – и по килограмму икры, их чертов коммунизм рухнет. Потому что они не могут и не способны дать людям товары и еду без карточек или ограничений. Я каждое утро стою у магазина с плакатом: «Берите черную икру!»
— И? – спросил Джек.
Стародворская с усилием глотнула, потом рыгнула. Часть икринок вылетело из ее рта.
— Простите! – И продолжила. – Не берут! Эти зомбированные коммунистами идиоты идут мимо!
— Что, вообще не берут икру?
— Некоторые берут. Сто грамм. Для детей, или на день рождения.
— А почему так происходит, как вы думаете, Валерия Ильинична?
Диссидент перестала есть, отдышалась.
— Я думаю, что коммунисты облучили всю страну. Какое-то секретное оружие. Которое превращает людей в зомби. Поэтому они ограничивают свои потребности до минимума. Другого объяснения я не вижу.
— А на вас это излучение не действует?
— Нет! – гордо сказала Стародворская. – У меня иммунитет.
— А еще у кого-то есть иммунитет? – спросил Вайнсток.
— Был у Сережи Ковалева. Он тоже набрал себе в первый день этого проклятого коммунизма много цветных телевизоров, и шесть машин. И две стиралки «Вятка-автомат».
— Шесть машин? – поднял брови Джек. – Куда же столько?
— Чтобы доказать, что ихний коммунизм – это фикция. Да. А на следующий день я пришла к нему – а он носит телевизоры обратно. Пешком.
— А почему не на машине?
— А у него и прав нет. И машины он сдал обратно. Излучение на него подействовало.
— И что с ним теперь?
— Уехал в Сибирь – преподавать биологию в сельской школе. Его иммунитет против коммунистического излучения не выдержал.
— И больше никого? Как вы?
— Да! – сказала Валерия Ильинична и на ее глазах показались слезы. – Я осталась одна. Даже братья по борьбе на Украине и в Грузии – и те зомбированы. Даже крымские татары и прибалты. Академик Сахаров с женой уехали в Америку – от невозможности смотреть на то, что коммунисты сделали с народом. Но пока я жива – я буду здесь и я буду есть их гадкий балык, их черную икру, их сервелат – по другому я с ними бороться не могу. Когда-нибудь ко мне присоединятся другие – и мы сожрем их проклятый коммунизм.
Она набрала новую ложку икры и запихала ее в рот, борясь с рвотным рефлексом.
— За нашу и вашу свободу! – сказала Валерия Ильинична с набитым ртом.
3 февраля 1980 года.
Москва, магазин «Автолюбитель».
Джек и его сосед по гостинице «Россия», корреспондент финской газеты «Вапаа Сана» Сакари Хелми, стояли около магазина, где продавались советские машины и ждали покупателей. Покупателей не было. Простояли они так с самого открытия магазина, и, если бы не фляжка кофе, в который финн твердой рукой влил коньяк, купленный накануне в валютном баре для иностранцев, оба уже замерзли бы.
— Джек, пошли в магазин, поговорим хотя бы с продавцами, — наконец сдался финн.
Молодой человек, он же продавец – если так еще назывались работники магазинов в стране, где торговля была отменена — радостно бросился к вошедшим, но, с порога прочитав их инаковость, то есть непринадлежность к гражданам коммунистического государства, тут же увял.
— Иностранцам автомобили только продаются – и только за валюту, – грустно сказал продавец.
— Мы не будет покупать машину, позвольте задать вам несколько вопросов, — попросил Джек.
Молодой человек любезно позволил.
Выяснилось, что в день «уходят» две-три машины «Жигули», столько же «Москвичей». Хуже всего ситуация с «Волгами» — за две недели не ушла ни одна машины, а между тем с завода ожидаются еще три машины. Поэтому продавцы отогнали имеющие машины в соседнюю школу и детский дом.
Джек пытался выспросить у продавца, что будет, если все машины разберут, так сказать, а потом придет человек за машиной, но магазин будет пуст.
— С завода придут еще машины, — уверенно сказал молодой человек.
— А если и их разберут?
— Привезут еще, — недоуменно пожал плечами продавец.
В этот момент в магазин вошел посетитель. Теперь уже безусловный абориген. Молодой человек бросился к нему. Посетитель – мужчина средних лет в шляпе – чувствовал себя крайне неуверенно.
— Понимаете, — сказал он продавцу.- У меня дача – в Подмосковье – а жена не очень здорова, ей на электричке неудобно ездить, ну вот я и думаю, взять может быть машину.
— Конечно! – сказал продавец. – Это именно то, что вам и необходимо – учитывая здоровье вашей супруги.
Мужчина замялся:
— Я все-таки не очень уверен.… Вдруг кому-то машина нужна сильнее, чем мне?
— Не беспокойтесь. Вы вполне можете взять машину!
— А я слышал, еще не у всех ветеранов войны есть машины, — неуверенно сказал мужчина.
— Этот вопрос уже решается, — сказал продавец. – Сегодня в «Правде» статья про это. В стране образовывается излишек валюты – с буржуями мы ведь торгуем как и прежде – и поэтому принято решение закупать для ветеранов Великой Отечественной «Мерседесы» из ФРГ. Это даже символично будет – чтобы наши ветераны ездили на немецких автомобилях.
— Да? – спросил мужчина. – Здорово как придумано. Но… — он снова помялся. – Вот еще. Многодетные семьи. Многим трудно без машин – а вдруг кто-то нуждается больше меня?
— Работники нашего магазина составляют список всех многодетных семей, которым могут пригодиться машины. Так что будьте уверены – они без машин не останутся.
— Ну, хорошо, — сказал мужчина. – А что у вас есть сейчас?
Продавец просто расцвел и уверенным, профессиональным голосом, начал перечислять:
— В данный момент у нас представлены для потребителей следующие машины советского автопрома…
Джек посмотрел на финна – тоже хорошо понимающего русский. Финн стоял с открытым ртом и смотрел на происходящее с таким видом, словно он только что стал свидетелем схода с небес на землю ангелов Господних.
4 февраля 1980 года.
Москва. Комплекс посольства США.
Собраться решили в Оперативной комнате посольства, которую называли еще Черным Ящиком. Это помещение имело абсолютную защиту от любых технических средств прослушивания, существующих в арсенале спецслужб – и, уж естественно, в арсенале КГБ.
Присутствовали сам посол, атташе по культуре – он же резидент ЦРУ, военный атташе и Джек Вайнсток.
Посол разлил виски, жестом предложил присутствующим. Все охотно взяли стаканы.
— Итак, Джек, что скажешь? – спросил посол.
Вайнсток замялся.
— Честно говоря, похвастаться нечем. Я понимаю ровно столько же, сколько до приезда сюда.
Остальные переглянулись. На лице резидента ЦРУ проступило отчаяние.
— Это какой-то адский заговор, вот что я вам скажу.
Посол с иронией посмотрел на него.
— Мне так и сообщить в Госдеп? Адский заговор?
— Да, — упрямо сказал атташе. – Именно так. Я получил информацию от нашего крота в КГБ. Это было его последнее сообщение – больше он на связь с нами не выходил. Как и все другие агенты. Так вот…
Резидент открыл папку, просмотрел несколько листов.
— Согласно этому сообщению, в прошлом году шифровальщики КГБ раскололи так называемый шифр Бокия.
— Кто это? – спросил военный атташе.
— Руководитель спецотдела ГПУ – предшественника КГБ. Этот отдел занимался многим, в том числе исследованием паранормальных явлений в 20-е — 30-е годы. Сам Бокий расстрелян во время сталинских чисток в 37-м году. Так вот, согласно сообщению моего агента, в тетрадях Бокия – которые КГБ смог прочесть только несколько лет назад, — была описана техника управления человеческим сознанием с помощью специальных кодов. Нечто вроде нейролингвистического программирования.
Посол скептически посмотрел на резидента.
— Ну и как КГБ сумел запрограммировать все 266 миллионов советских?
— Используя комплексные методы! – упрямо сказал резидент. – Телевидение, радио, газеты. Были внедрены психолингвистические команды, которые и превратили русских в зомби.
— АНБ проанализировало все информационные потоки. Никаких отклонений или скрытых вложенных кодов найдено не было, — сказал военный атташе.
— Значит, они спрятаны слишком глубоко, — настаивал резидент.
— А почему они не действуют на нас? –спросил Джек.
— Мы не русские.
— Эстонцы тоже не русские. И латыши. И литовцы. Тем не менее у них все то же самое, что и в Москве и в Ленинграде и в Свердловске. Люди живут, ходят на работу, на которой им не платят деньги, после работы посещают в магазины, где все бесплатно. И всем всего хватает. Потому что люди ограничили свое потребление до минимума. Кстати…
Посол открыл свою папку.
— Вот статья в одной провинциальной газете – «Камышинская правда» — за прошлую неделю. Мне перевели аналитики посольства. В ней сообщается, что в одном из магазинов города некоему покупателю не хватило полкило колбасы. И, внимание: военными самолетами в город Камышин на следующий были доставлены сто тонн колбасы с Украины. Руководитель городской торговли получил партийный выговор.
Посол закрыл папку.
— Чертовщина какая-то. Так не бывает.
На него было жалко смотреть.
— Я думаю, пришельцы, — сказал военный атташе.
— Что? – поднял брови посол.
— Русские вели с 60-х годов обширную программу по поиску внеземных цивилизаций. Возможно, они вступили в контакт с какой-нибудь цивилизацией – и овладели технологией управления массовым сознанием с помощью неизвестных нам, нашей западной науке, излучений. Или вступили в контакт с каким-нибудь экипажем НЛО. Говорят, в Сибири их ПВО сбило летающую тарелку…
Посол вздохнул.
— Зомбирование ГПУ, пришельцы, НЛО. Это мне говорить президенту?
10 февраля 1980 года.
Грузия, город Гори.
— Заходите в дом, дорогие гости! Стол накрыт, мясо прямо с огня, вино прямо из бочки!
Американские телевизионщики вошли в дом. Хозяин – в хорошем костюме, белой рубашке и галстуке – несмотря на тело в доме – указал им на стол. Стол напоминал какую-нибудь картину поздних голландцев – заставленный огромными бутылями с вином, блюдами с фруктами, мясом, еще испускавшим дым. Вокруг стола суетились женщины в черных платьях.
— Садитесь, дорогие американцы, кушать будем, говорить будем.
Расселись, телевизионщики включили свои камеры, Джек – выступавший как переводчик, включил еще и свой диктофон.
Трапеза, однако, затянулась – женщины все время ставили на стол новые тарелки, а хозяин только успевал произносить новые и новые тосты за дружбу народов, за мир во всем мире, за Америку, Грузию и СССР. После здравицы в честь славного Политбюро КПСС и лично товарища Брежнева Джек сумел вставить вопрос:
— А как лично вы, дорогой Михаил, относитесь к коммунизму?
— Слушай, хорошо отношусь. Как можно плохо относится, да? Столько лет строили, столько старались. Войну какую вынесли, да, Гитлера разбили. И построили коммунизм, всем теперь хорошо, все бесплатно, все по потребности, да. Хорошо теперь живем, горя не знаем, все завидуют!
— Михаил, а это правда, что вы были раньше вором в законе? – спросил Джек.
Грузин помолчал.
— Дорогой, зачем плохое вспоминаешь, да? Был вором, но когда это было? Когда коммунизма не было. Родимые пятна, капитализма, да. Потому что социализм — это как предбанник у коммунизма. С улицы еще холодом веет. Даже снег может намести. Да. Вот я и был таким родимым пятном, да. Но сейчас, когда коммунизм стал, нет больше Мишки Грузинского, вот. Есть Михаил Георгиевич Кантарашвили, гражданин великого коммунистического Союза. Понимаешь?
— Ну а не тянет — на прошлое, на преступную дорогу?
— Слушай, зачем обижаешь, да? Какая преступная дорога, дорогой. Не был бы американцем – из отсталой Америки – я бы обиделся, да. Но я не обижаюсь – потому что ты гость, я хозяин. Какая преступная дорога может быть, когда коммунизм? Все люди равны, все братья, работай честно, виноград расти, барашков корми, людям на радость вино делай. Зачем преступная дорога, зачем воровать и красть? Да и денег нет, понимаешь?
Джек хотел еще что-то спросить, но хозяин явно потерял терпение, встал, взял из рук женщины рог с вином.
— Давайте выпьем за товарища Сталина, Иосифа Виссарионовича, который родился в этом городе. Говорят, не жалел он ни своих, ни врагов. Всякое было. Но — не было бы без него всего этого – чего так ждали и за что умирали люди. И потому – за великого Сталина!
И приложился к изогнутому рогу.
26 февраля 1980 года.
Москва, площадь Ногина, 4, здание Центрального комитета КПСС.
Конференц-зал был набит битком. Софиты, камеры ведущих телевизионных каналов, сотни микрофонов, облепивших стол, за которым стояли пока еще пустые стулья с высокими спинками.
— Товарищи, дамы и господа, пресс-конференция члена Политбюро ЦК КПСС, секретаря ЦК КПСС Михаила Андреевича Суслова объявляется открытой, — на хорошем английском, французском и немецком сказал в микрофон человек, которого Джек без колебаний назвал бы apparatchik.
Сразу после этих слов сам Суслов появился откуда-то из боковой двери. Сел за стол. Вайнсток не успел заметить, были ли на ногах у секретаря по идеологии пресловутые галоши, с которыми, как утверждали остряки из дипкорпуса, старик не разлучался.
— Позвольте огласить некоторые предварительные итоги, которых наша страна достигла после вступления в коммунистическую формацию, — сухим старческим голосом сказал Суслов.
Читал он по бумажке, с трудом. Речь изобиловала цифрами и процентами – на столько-то процентов возросла производительность труда, на столько-то процентов уменьшился брак на производстве и потери в сельском хозяйстве.
Наконец, дочитав свою речь, Суслов снял очки и, оглядев своими блеклыми глазами зал, сказал:
— Можете задавать вопросы.
Вопросы сыпались один за другим, помощники Суслова с огромным трудом справлялись с их потоком.
— Правда ли, что весной в «Полтииздате» будут изданы книги Солженицына?
— Правда.
— А вы не боитесь, что это приведет к кризису в советском обществе?
Суслов недоуменно посмотрел на корреспондента:
— А почему это должно вызвать кризис? Солженицын – наш враг, наследник белогвардейцев и власовцев, разбитых советским народом. История показала, на чьей стороне правда, поэтому мы относимся к книгам этого господина не более чем как к историческому курьезу. Я даже не думаю, что найдется много желающих читать эту макулатуру, но в условиях коммунистического общества не может быть запретов на информацию – поэтому мы выделили бумагу и для пробного тиража произведений этого автора. Хотя бумаги немного жалко, ее можно было бы использовать и для более полезной литературы.
— Правда ли, что создана комиссия ЦК по вопросам истории партии?
— Да, — сказал Суслов. – Теперь, после победы коммунизма, мы решили открыть все без исключения архивы и рассказать народу про все, в том числе и про трагические моменты нашей истории – для того, чтобы советские люди знали, как труден был наш путь к коммунизму.
— Правда ли, что людей гипнотизируют, чтобы они не брали в магазинах лишних продуктов и товаров?
Суслов усмехнулся.
— Сразу видно, что этот вопрос задал представитель газеты из капиталистической страны. Советские люди – не потребители, думающие только о том, как бы больше съесть и как бы притащить в свой дом больше вещей. Советские люди – это люди, которые ставят в жизни совсем другие цели – образование, культура, наука, спорт, семья. И для нас, для коммунистической партии гораздо более сложная задача – обеспечить наш советский народ, советского человека именно этим, так сказать, товаром – библиотеками, спортзалами, планетариями, домами знаний. И здесь нам еще очень много работать.
— Почему 31 декабря 1979 года советские люди стояли в очередях за колбасой, и ее не хватало, а 2 января 1980 года колбаса лежит во всех магазинах – и ее хватает всем? Не кажется ли это странным? Что за два дня люди так изменились?
Вопрос задала француженка, сидевшая рядом с Вайнстоком.
Суслов повертел в руках свои очки, пожал плечами.
— Я бы мог вам долго рассказывать о диалектике, о законе перехода количества в качество. О том, как много было сделано, чтобы создать нового человека, человека эпохи коммунизма. Но я думаю, вам это не будет интересно. Поэтому скажу так – советский человек не просто вошел в новый исторический период, в новую, коммунистическую формацию. Он ее выстрадал, он ее построил. Этот путь был нелегким, и мы, наша партия, иногда делали огромные ошибки. Но народ верил нам даже в самые трудные дни, а мы, партия, верили в наш народ. И, как оказалось, мы в нем не ошиблись. Что еще раз подтверждает единство советского народа и его коммунистической партии — теперь уже в новую, коммунистическую эпоху!
Француженка села на свое место, что-то записала в блокнот. Зло пробормотала Джеку:
— Merde! Старый плут. Наговорил лозунгов, но так ничего и не объяснил.
15 марта 1980 года.
Москва, гостиница «Россия».
Вайнсток включил телевизор. С прошлой недели были добавлены американские каналы, при этом в двух вариантах – с переводом на русский и без перевода.
— …В Польше, в городе Гданьске, на судоверфи имени Ленина, вчера вечером началась забастовка, которая сегодня охватила уже весь город. Сегодня в Гданьске сформирован независимый профсоюз «Солидарность», руководитель которого, рабочий-электрик Лех Валенса, огласил во второй половине дня требования бастующих: «Отставка первого секретаря Польской объединенной рабочей партии Герека и начало переговоров с Москвой о вступлении Польши в Союз Советских Коммунистических Республик. Согласно поступающей информации, сегодня к забастовке примкнули предприятия в Катовице…
Вайнсток нашел в столе чистый лист бумаги. Написал:
«Заместителю начальника ЦРУ. Лично.
Дорогой Уильям!
Впервые я должен сказать тебе, что не просто не справился с твоей просьбой, — в конце концов, поражения у нас бывали и раньше, – но и нахожусь в полной растерянности. Потому что не знаю, что делать дальше. И я не понимаю, что происходит в России.
Так что можно считать, что моя миссия провалена. И я не смог найти ответы на поставленные вопросы...»
Вайнсток оторвался от письма.
По телевизору показывали длинную вереницу машин.
— …Армейские и полицейские части Восточной Германии, подавшей на прошлой неделе заявку на присоединение к Коммунистическому Союзу, приступили к демонтажу Берлинской стены. Одновременно с западной стороны смешанные строительные части союзников строят свою собственную стену, чтобы как-то воспрепятствовать гражданам Западного Берлина и ФРГ переходить в Восточную Германию. Как сообщают, за прошедшую ночь в ГДР перешло около десяти тысяч человек…
«Билл, и вот что. Можешь думать что угодно – что меня в Москве опоили дурманом, загипнотизировали, облучили (кстати, есть еще одна версия, что русские нашли чашу Святого Грааля, и этим объясняется все то, что происходит сейчас в этой стране; по моим подсчетом, это будет версия номер 201) – но я принял решение остаться в Москве. Мне предложена должность приглашенного профессора в Московском университете на факультете современной истории – а после открытия архивов КПСС и советских спецслужб Москва стала Меккой для любого человека, интересующегося советской историей. Дома меня ждет Айрис с ее прощелыгами-адвокатами, и возвращаться в Штаты нет никакого желания. А тут много интересной работы, совершенно фантастический эксперимент, равного которому не было и вряд ли когда-нибудь будет…»
Вайнсток погрыз ручку, усмехнулся и приписал:
«Да, и еще, Билл, тут действительно все бесплатно. Для тех, кто работает».
Источник
2 комментария